Татьяна Сковорода

Андрей родился 6 июня, в тот же день, когда родился Пушкин, под одними с ним звездами. Возможно, именно эти щедрые звезды одарили Андрея множеством талантов, которые проявлялись у него во всем и в течение всей его жизни.

Из деревенской школы он поступил в Физико-математическую школу-интернат при НГУ - Новосибирском Государственном университете. Из интерната вела прямая дорога в университет, и Андрей оказался студентом отделения прикладной математики Матфака НГУ. Я училась на том же курсе того же факультета, только на отделении чистой математики.

В университете Андрея знали все, его нельзя было не заметить. Шумный, энергичный и дерзкий, он сразу же попадал в поле зрения и запоминался. Даже фамилия тому способствовала. Но, конечно, самая главная причина его известности – знаменитая стенгазета «Оракул». Если я не ошибаюсь, уже на первом курсе Андрей был художником в ее редколлегии, а к пятому курсу – главным редактором. Эта газета являлась одной из главных достопримечательностей университета тех лет, радостью и гордостью его студентов. Размеры газеты всегда были огромны – она простиралась вдоль всей стены главного холла. Особенно шикарным было ее художественное оформление - рисунки, заголовки, – все выглядело талантливо, свежо, ярко, вызывающе нестандартно. «Оракул» отражал черты своих творцов, чем-то газета походила и на Андрея.

Чувства наши начали зарождаться весной на четвертом курсе. До тех пор случайные пересечения не меняли наших траекторий, а той весной произошли три знаменательных встречи. Я в точности не помню последовательности этих встреч, поэтому при изложении буду придерживаться наиболее, казалось бы, логичного их порядка. Первая встреча произошла на свадьбе девочки из соседней группы. Там Андрей посоветовал мне (в шутку, конечно) не тратить времени даром - впереди сессия, а невдалеке за столом сидит аспирант – преподаватель, который будет принимать самый сложный из предстоящих экзаменов. Я, не сходя с места, чтобы ответить на шутку, состроила аспиранту глазки. Испытанным способом, "в угол, на пол, на предмет". Подействовало. Да простит меня этот человек, мне и сейчас стыдно, он окружил меня вниманием и потом еще долго за мной ухаживал. К слову сказать, он оказался принципиальным – за экзамен поставил "4", чем меня несколько огорчил, ведь я считала, что на "4" я и так знаю. Но поделом мне, хулиганке.
Потом мы с Андреем встретились на двух вечеринках подряд. На одной он устроил соревнование по армрестлингу и вышел победителем. А на другой предложил мне выйти за него замуж. Это было для меня неожиданно и показалось очень странным, ведь мы почти не были знакомы. Я и до сих пор не знаю, насколько серьезно было то первое предложение, и вообще, было ли это предложением. Звучало оно так: «Могла бы ты выйти за меня замуж?» и вполне могло сойти просто за абстрактный вопрос. Я не стала разбираться в этих деталях (ни тогда, ни потом), тем более что мой ответ подходил под оба варианта: «Мы еще мало знакомы». Но, начиная с того вечера, стало так получаться, что мы «случайно» пересекались все чаще и чаще. Потом стали встречаться уже совсем не случайно.

Иногда я приходила на «оракульские сходки», и мне доверялось раскрашивать нарисованные картинки гуашью или акварелью. О, эти оракульские сходки! Как правило, они проходили ночью. Воздух был насыщен творческим зарядом, сигаретным дымом и запахами гуаши и кофе. Весь процесс создания газеты происходил на полу, живописно застеленном отдельными ее кусками. Члены редакции трудились на четвереньках, время от времени поднимаясь, отходя и критически оглядывая свое творение. Раздавались деловые и меткие комментарии товарищей. Все без масок, естественные, вдохновенные и трогательные… Кофе готовился там же, в электрической кофеварке, и помогал продержаться всю трудовую ночь.

В буклете, изданном в 2001 году и посвященном 40-летию Матфака НГУ, целый разворот посвящен Оракулу. Есть там и строчки про Андрея: "…Опытным путем был установлен нижний предел численности редакции, когда легендарный А.Сковорода в недовольстве порвал готовый номер и за ночь собственноручно изготовил другой. ..." Случая такого я не помню (а может, и был), но ведь любое великое дело обрастает легендами.

Так получилось, что у Андрея не было посмертного некролога. Но у него был шуточный некролог, написанный при жизни. У нас дома хранится кусок размером с ватманский лист, который Андрей вырезал из газеты «Оракул» и забрал себе на память. Это некролог, посвященный Андрею в связи с его уходом из редакции «Оракула» в конце пятого курса. В возрасте 21 год можно так шутить. В память о студенческой юности Андрея я приведу здесь эти строчки, которые от руки написаны любимым шрифтом Андрея на фоне залихватского рисунка и украшены подходящей фотографией.

"Вот и ушло. Вот и кончилось. А ведь как было хорошо. Никто не знает, где настигнет его костлявая. Вот и он не знал, хотя и предвидел. Пишу, пытаясь заглотить комок, застрявший в горле, и не могу. Рядом плачут члены редакции. Покинул нас Арнольд Роскошный (Сковорода Андрей), но дух его не выветрился из наших рядов. Отчасти скромный, он мог заявить о себе в полный голос. Другие его боялись, а он нет. Родившись в 1953 году, он посвятил свою жизнь «Оракулу». И вот его нет. Пишу, пытаясь заглотить комок, застрявший в горле, и не могу. Рядом плачут члены редакции. Взявшись за кисть правой рукой, за вечное перо левой, и высоко неся тяжелую от мыслей голову, он не выпускал их до самого последнего первоапрельского номера. ... Да, рядом плачут члены редакции.”

Андрею нравились эти строки.

Еще одна очень важная часть студенческой жизни Андрея – стройотряды. Как правило, студентам хватало стипендии только на полмесяца, другую половину почти все жили на родительские дотации. У Андрея не было таких дотаций, и каждое лето Андрей ездил в «строяки». Но строительные отряды были для него не только возможностью заработать деньги, они давали гораздо больше, чем просто безбедное студенческое существование. Это была особая среда интенсивного возмужания, где можно было испытать себя, преодолеть почти непреодолимое, поверить в свои силы и вернуться мужчиной.

Летом после четвертого курса мы с Андреем разъехались в противоположные стороны: Андрей – со стройотрядом на Камчатку, а я - в Восточную Германию (ГДР), тоже со стройотрядом. Была такая практика в НГУ – международные строительные отряды, вот в такой я однажды и попала. Мы, конечно, тоже кое-что строили – дорогу к свиноферме, но, по сравнению с крутым северным стройотрядом, это была просто увеселительная прогулка. Мы не только работали, но и ездили по разным экскурсиям. Из Германии на Камчатку я написала Андрею письмо, которое до сих пор хранится в бумагах Андрея. Он очень любил вспоминать, как принесли ему это письмо прямо на рабочее место – в канаву, которую они копали с напарником Петей Классеном. Рыть эту канаву приходилось на месте прежней канализации, под ногами чавкала грязь, и стоял соответствующий запах. А я в том письме описывала, в частности, поездку в парк, где был прекрасный розарий. Андрей не был бы Андреем, если бы не прочитал выразительно мое письмо вслух. И на месте «Ах, какие там розы!» публика, побросав лопаты, дружно рыдала от смеха. Я рада, что мое письмо так повеселило ребят и скрасило им трудовые будни.

Стройотрядная закалка осталась у Андрея на всю жизнь. Он умел работать физически, делал это быстро, ловко и с удовольствием. Казалось, он даже искал, чего бы ему сделать, и был доволен, если такая работа находилась. Чего он только не построил! Лестницу на высоком крутом берегу Чумыша, где мы отдыхали летом. Потом ею люди пользовались еще много лет. Вырыл и обустроил несколько погребов. А когда мои родители переехали в Таганрог, решили перестроить купленный там дом и подвести к нему коммуникации, они уже твердо знали, на чью помощь могут рассчитывать. И, конечно, не ошиблись - Андрей был основной и безотказной рабочей силой в этом большом деле.

В начале пятого курса мы встретились уже как старые друзья. Андрей вернулся из стройотряда возмужавшим, делился впечатлениями и с воодушевлением читал мне стихи Миши Шурдова. Я отлично помню, как его волосы стояли ежиком от несмываемого цемента.

Вскоре меня угораздило заболеть воспалением легких и попасть в больницу. Я лежала в больнице месяц, а Андрей навещал меня почти каждый день, каждый раз деловито принося фрукты и большое количество бутылок с болгарскими соками. И спрашивал, чего еще мне надо. А я не говорила, мне хотелось, что бы он сам догадался принести мне цветы. Так и не догадался, но желание мое выпытать сумел и на следующий день пришел с цветами.

Когда мы решили пожениться, и я обсуждала этот вопрос с подругами, Наташка Иванова, самая заводная девица из нашей группы, многозначительно произнесла: «Ну, уж скучно тебе с ним не будет». А когда мы с Андреем, подав заявление в ЗАГС, ходили добывать себе отдельную комнату в общежитии, Зольников, лектор по истории КПСС и куратор газеты «Оракул» по партийной линии, счел своим долгом меня предупредить: «Сковорода – человек, конечно, яркий и интересный, но в семье тебе с ним будет трудно». Гороскопы также не сулили нам ничего хорошего, по всем гороскопам Дева и Близнецы – одно из самых худших сочетаний для супругов. Но мы не слушали ни Зольникова, ни гороскопов, мы любили друг друга и верили только в лучшее.

И не скучно было, и хорошо было, и трудностей, которых мы не сумели избежать, тоже хватало. Не хочу лукавить, мы никогда не были идеальными супругами. Я ведь только с виду тихая и скромная, на самом деле я человек очень привередливый. «На тебя не угодишь» - это поговорка про меня. А уж у Андрея характер был совсем не легкий. При всех его достоинствах!
Но в главном, в глобальных вещах Андрей был идеальным мужем. Он был надежен, как скала. Никогда не мог бы предать, подвести, оставить меня в беде. Он заботился обо мне и детях, не жалея своих сил, и порой даже чересчур. Все дела в семье и квартире, которые требуют традиционно мужского внимания, всегда были в полном порядке. И в других делах помогал. Он относился к моим родственникам, как к своим собственным. И я всегда могла на него положиться.

Свадьба состоялась в Барнауле, 30 января 1975 года, в квартире моих родителей. Из Татарска приехала мама Андрея Матрена Дмитриевна и сестры Руфа и Татьяна, из Новосибирска - наши друзья однокурсники и однокурсницы, друзья Андрея по стройотряду, сестра Андрея Вера и брат Юрий. Из Пятигорска – сестра Лидия, из Ростовской области – сестра Юлия. Были также моя бабушка, две моих тети, двоюродный дядя с женой, двоюродные братья и мой младший брат. Пришли мои школьные подруги, почти все из которых были однокурсницами, и еще – друзья моих родителей и соседи по дому. Я с трудом представляю, как удалось всех разместить в небольшой трехкомнатной квартире. Свадьба, как свадьба, большая, шумная и веселая. По настоянию моей мамы Андрей сбрил бороду, оставив только усы. Костюм ему сшила в Пятигорске и привезла с собой сестра Лидия, профессиональная портниха. Мое свадебное платье сшила мама, а мы с Андреем весело трудились над изготовлением большого количества цветочков из ткани для украшения моего наряда.
Мы очень серьезно подошли к важному пункту нашей свадебной программы – исполнению вальса. Я давала Андрею уроки вальса по нескольку раз в день, и он старательно повторял нужные движения. На свадьбе танец был исполнен блестяще, и даже самый строгий судья, моя мама, поставила Андрею оценку «4». Но, к сожалению, после свадьбы с таким трудом приобретенные навыки были быстро забыты, и мы с Андреем больше никогда уже не танцевали вальс.

Вместе с мужем у меня появилось огромное количество новых родственников, и они очень естественно вошли в мою жизнь. Андрей рассказывал мне про свою большую семью столько разных забавных историй, что мне казалось, что я всех уже давно и хорошо знаю.

В 1975 году мы защитили дипломы, окончили университет и распределились на работу в Барнаул. Мне хотелось быть рядом с родителями, ведь мы ждали первенца. В стройотряд летом после пятого курса я Андрея не пустила, решила, что испытаний с него уже хватит, а жить нам будет на что – работать начинаем. Андрей устроился в барнаульский филиал ВЗИТЛП – Всесоюзного Заочного Института Текстильной и Легкой Промышленности. Там ему сразу же пришлось читать лекции по высшей математике и сопромату. Андрей, как всегда, очень серьезно относился к делу и стремился к тому, чтобы его лекции были понятны аудитории. А это было совсем непросто в методическом плане, ведь предметов с такими названиями нам никогда не читали в университете. И контингент учащихся был особенный - его основу составляли ткачихи местной ткацкой фабрики, которые шли на занятия, отстояв тяжелую смену у станка. Обучалась у Андрея также группа манекенщиц. Однажды, штурмуя с ними очередную вершину сопромата, Андрей в сердцах воскликнул: «Да зачем же вам это нужно!» На что получил спокойный и резонный ответ: «На будущее, ведь мы не всегда будем молодыми и красивыми».

В ноябре того же года у нас родился сын – Родион. С рождением Родиона связана история, которую Андрей любил рассказывать.
Надо сказать, что Андрей уже в университете начинал носить бороду, которую сбрил к нашей свадьбе, а к появлению на свет сына опять отрастил. Я попала в больницу раньше времени, причем почему-то в самую отдаленную больницу, которая находилась на другом конце города. Андрей ездил ко мне почти каждый день после работы, а в остальное время звонил по телефону дежурной медсестре. Так прошла неделя. И вот, Андрей позвонил в очередной раз, а позвонил он из телефона-автомата, не дотерпев, пока дойдет то ли из дома на работу, то ли с работы домой. Дальше я продолжу рассказ от лица Андрея.

Мне говорят: - Родила. Я бросаю трубку и бегу. Пробежал метров пятнадцать, опомнился - бегу назад. А трубка болтается, я ее хватаю, ору: Кого?! А там таких как я уже видали, она - еще у телефона и отвечает: - Мальчика. Тут я снова побежал, на рынок. Накупил винограда, фруктов - и в больницу. Меня к Татьяне не пустили, санитарка все забрала и обещала передать.
Я на радостях пошел в парикмахерскую, подстригся, бороду сбрил, купил розы - и опять в больницу. А там все та же санитарка: - Цветочки принес? Тут мужик до тебя с чемоданом фруктов к ней приходил, а ты – цветочки …
Ну, я стою, думаю, что это за мужик приходил... А она как заорет: А-а, ходят тут, с толку сбивают! Так это ты же и был, только с бородой!

Андрей любил рассказывать очень живо и эмоционально, и, как настоящий рассказчик, всегда немного приукрашивал, ради искусства. Но борода, действительно, сильно меняла облик Андрея, и в те редкие моменты, когда он вдруг сбривал бороду, многие его не узнавали.

Андрей исправно стирал пеленки, гулял с Родионом в свободное от работы время и безотказно трудился на даче моих родителей. Андрей очень хорошо относился к моим родителям, но, вместе с тем, тогда иногда возникали споры Андрея то с мамой, то с папой на самые разные темы, а уступать в спорах Андрей не любил, поэтому отношения порой немного натягивались. Потом, когда мы уехали в Москву, Андрей сформулировал закон Сковороды, который звучал так: «Отношения с тещей прямо пропорциональны квадрату расстояния до нее и кубу времени с последней встречи». И, действительно, с тех пор отношения стали прекрасными. Мы часто проводили с моими родителями отпуск, сначала в Сибири на Чумыше, где Андрей отводил душу на рыбалке, потом в Таганроге, когда туда переехали мои родители. В Таганроге любимыми традициями Андрея были шашлыки и раки. Именно у Андрея, когда мой папа был еще жив, возникла идея записать на кинокамеру папин рассказ о том, как он прошел всю войну, с первого дня и до последнего. Андрей реализовал эту замечательную идею. Папа с удовольствием и в деталях рассказал перед камерой о войне, о том, как он чудом остался жив, хоть и был всегда на самом переднем краю: либо на линии фронта, либо по чужую сторону от нее. При отступлении нашей армии папа был связистом – разбирал связь и уходил последним, а при наступлении служил в артразведке и был только впереди. И папы уже нет, и Андрей ушел вслед за ним, а записанная Андреем кассета с папиным рассказом осталась на память нашим детям и внукам.

После аспирантуры в Москве Андрей стал работать в НИВЦе. Когда я впервые приехала в Пущино, этот город поразил меня своей красотой и особенной атмосферой. Было такое чувство, что здесь, именно здесь живут самые необычные люди, делаются самые замечательные открытия, и происходит все самое важное в мире. Стояла золотая осень – особенно красивое время года в Пущино. Мы получили отличную однокомнатную квартиру в новом общежитии, втроем дружно отциклевали паркет (особенно старался пятилетний Родион), привезли свои нехитрые пожитки и окунулись в пущинскую жизнь. Ходили за грибами и за ягодами, объездили все окрестности на велосипедах, ездили за орехами. По инициативе Андрея втроем ходили в секцию стрельбы из лука. И с большим удовольствием мы с Андреем принимали участие во всех институтских праздниках.

Обстановка в квартире у нас была тогда совсем простая. Диван-кровать, кочевавшая с нами еще с пятого курса, кое-какая подержанная мебель, приобретенная у хозяйки квартиры, которую мы снимали в Москве и новенький письменный стол, который мы купили Родиону к школе. И еще привезли мы из Москвы телевизор, черно-белый. У этого телевизора была своя история. Купили мы его в комиссионном магазине за 40 рублей, потом продали другим аспирантам за 20, а потом купили его опять, но уже за 10. И что удивительно, он нормально работал. Но он не понравился моей маме, которая приезжала к нам на новоселье, и вскоре они с папой сделали нам шикарный подарок – прислали по дубленке и деньги с целевым назначением – на цветной телевизор. Мы же собрали семейный совет и дружно втроем проголосовали за горные лыжи, ведь в Пущино, прямо под нашими окнами была замечательная гора с подъемником. В первые же выходные отправились все вместе в Москву в спортивный комиссионный магазин. На Андрея удалось найти и лыжи и ботинки, на Родиона – только ботинки, а на меня – только лыжи. Зато всем купили шикарные новенькие горнолыжные очки. С тех пор Андрей с Родионом катались на горных лыжах, а я на них смотрела. Родион лихо управлялся в своих ботинках на моих лыжах, которые были ему непомерно длинны, и лишь со временем он до них дорос и перерос. Прошло года 3. Горнолыжную трассу под нашим окном в одном месте досыпали, и получился сверху очень крутой горб, который назвали «Мамонтом». С него съезжали либо самые опытные горнолыжники, либо отчаянные головы. Для последних это, как правило, заканчивалось неприятностями. Родион трезво оценивал ситуацию и на Мамонта не лазил. А Андрей однажды решил рискнуть и съехал... Выбил себе плечо, хорошо еще, что ничего не поломал. Потом долго ходил на массаж и другие процедуры.

Но, надо отдать должное, Андрей далеко не во всем был таким отчаянным, во многих делах он, наоборот, проявлял чрезвычайную осторожность и предусмотрительность. Когда мы уходили из дома, Андрей всегда обходил квартиру и проверял, все ли выключено. Очень на меня сердился, если я беззаботно открывала дверь незнакомым людям. А когда появились всякие МММ и прочие пирамиды, и многие кинулись зарывать свои деньги в землю в надежде вырастить чудо-дерево, Андрей быстро пресек мои глобальные планы в этом духе. В результате мы потеряли совсем немного, положив в какой-то банк только небольшую сумму для Родиона перед нашим отъездом в Америку на лето.

Когда мы получили новую, трехкомнатную квартиру, мы и там сделали ремонт. Конечно, в основном силами Андрея. У нас было замечательное разделение труда: я занималась разработкой проектов и помогала наклеивать обои. Андрей одобрял мои проекты, дорабатывал их технические детали и воплощал в жизнь. Так он сделал прекрасную мебель в прихожую, уголок из мягких сидений на кухню, два шкафа Родиону в комнату и очень симпатичные шкафчики в ванную. А темно-коричневые оконные рамы - это чисто Андреева идея, я хоть и сомневалась, но возражать не стала. Потом мы переехали на другую квартиру, и опять он делал качественный ремонт своими силами.

Андрей отличался одним совершенно удивительным свойством. Многие люди самых разных слоев общества принимали его за своего человека. Алкоголики подходили к Андрею и предлагали «на троих» даже когда он был очень прилично одет, а профессора относились к нему в чем-то «на равных», даже когда он был еще аспирантом. И это притом, что Андрей никогда не старался под кого-либо подстроиться, он всегда оставался самим собой. Возможно, что именно эта психологическая независимость редкой силы и чувствовалась в Андрее в первую очередь, даже еще до начала общения с ним, и именно она была причиной того, что общение с Андреем человек оценивал по особым меркам – если Андрей что-то сказал, значит, этому можно верить.
Но, к сожалению, не бывает плюсов без минусов. Сам такой независимый, Андрей не всегда мог понять другого человека. Не жалеющий себя и помогающий всем в их реальных делах, он порой мог задеть кого-то неосторожным словом, даже не осознавая, что сделал человеку больно. Однако с возрастом эта черта Андрея сильно сгладилась.

У Андрея было несколько занятий для души. Он коллекционировал марки вплоть до начала перестройки, потом это хобби сошло на нет, и куча альбомов с марками переехала на антресоли наших шкафов. Очень любил Андрей заниматься фотографиями. У нас всегда их много было, Андрей держал их в порядке, расставлял по альбомам, сам часто смотрел и всем гостям показывал. Вот только даты на них не проставлены.

Андрей постоянно читал. Читал он либо за едой, либо перед сном в постели. Ел без книги только в двух ситуациях: когда были гости, или когда он вместо чтения книги во время еды смотрел телевизор. Время от времени перечитывал Чехова, Булгакова, Шолохова и других классиков, увлекался детективами и фантастикой, читал и другую современную литературу. Но особенностью литературных предпочтений Андрея была историческая литература. Причем не только исторические романы, но и профессиональные книги по русской и зарубежной истории, написанные сухим научным языком и изобилующие ссылками на источники.

Было у Андрея еще одно хобби, редкое для мужчины и очень практичное для жизни - вязание. Он обвязывал всю нашу семью. Особенно актуально это было до перестройки, когда и купить то было нечего, а Андрей вязал шикарные вещи! У нас всех всегда было по куче свитеров, шарфов и шапок, связанных Андреем. Новая пряжа покупалась редко. Когда какая-то вещь надоедала, она распускалась, и из этих ниток вязалась новая. По всей квартире валялись, по всем ящикам были разложены мотки, клубки и клубочки. На нитки распускалось все: старые носки, Родины варежки и рваные пледы. А вещи получались очень стильные. Для себя фасоны я придумывала сама. Но придумать и нарисовать – это одно. А связать – ведь нужна выкройка, нужен точный расчет петель. И даже большой опыт не поможет – толщина пряжи разная, разная вязка. Сколько петель надо набрать поначалу – угадать трудно, и провязать надо достаточно много, чтобы стало понятно, угадал или нет. Наверное, правильно поступать так: иметь выкройку вещи, связать маленький квадратик – образец вязки, и уже по нему рассчитать, когда и где какое количество петель набирать, прибавлять или уменьшать. Андрей никакими выкройками никогда не пользовался и образцов не вязал. Он действовал методом проб и ошибок. Связал, примерили, не подошло – распускает и вяжет снова. И так несколько раз. Конечно, самой привередливой была я, и мне за это доставалось. Когда Андрей мне что-нибудь вязал, всегда жутко ворчал, что на тебя не угодишь, и опять распускать приходится. Но, в конце концов, получалось отлично, и тогда уже даже непонятно было, кто из нас более доволен, я обновкой или Андрей своим творением.

В 1990 году у нас появился второй ребенок. Никита родился удивительно похожим на Андрея, и тоже – с двумя макушками. Я как-то сказала в шутку, что у нас с Андреем гены не перемешиваются, Родион унаследовал только мои, а Никита – папины. И опять Андрей стирал пеленки и гулял с ребенком. Это было начало перестройки – период выживания. Все по талонам, за молоком – очередь. С Никитой проблем и забот было гораздо больше, чем с Родионом. В детсад он ходить не мог, потому что там совсем ничего не ел. До самой школы водили Никиту к нянечке со своей едой. Андрей часто гулял с ним в лесу, летом на ногах, а зимой на лыжах. Иногда и я составляла им компанию. Но то золотое пущинское время, которое было при маленьком Родионе, куда-то исчезло. Коллеги стали разъезжаться в разные страны, ни в какие секции мы больше не ходили, грибов и ягод не собирали. Андрей стал ездить за границу. Он побывал в Англии, Германии, США, Голландии и Франции. Эти поездки были связаны с совместной научной работой и очень выручали в материальном плане, на академическую зарплату прожить стало невозможно. В поездке во Францию я сопровождала Андрея, это были замечательные дни. Никиту мы оставили на бабушку – моя мама специально приехала из Таганрога на 2 месяца. Целую неделю мы с Андреем провели в Париже просто как туристы и обошли там все, на что только хватило сил и времени. Моими стараниями нам удалось спустить во Франции весь французский заработок Андрея, хотя платили ему там очень и очень неплохо. Зато мы всегда с удовольствием вспоминали эту поездку.

Наиболее тесное, стабильное и плодотворное сотрудничество сложилось у Андрея с Университетом штата Мичиган, г. Энн-Арбор, США. Начиная с 1991 года, Андрей проводил в Энн-Арборе каждое лето. Таганрогские раки и шашлыки трансформировались в лобстеров и барбекю. Но только на один процент, к сожалению. На остальные 99 - таганрогские раки и шашлыки сменились напряженнейшей работой. Одно лето Андрей брал с собой Родиона, два раза мы с Никитой сопровождали Андрея (не считая нашего последнего пребывания в Энн-Арборе, которое продлилось почти год). Все остальное время Андрей ездил в Америку один и работал там целыми днями с утра до позднего вечера практически без выходных. Переписывались мы по электронной почте каждый день, и мне нельзя было не только пропустить какой то день, но и задержаться с письмом – Андрей тут же начинал волноваться.

Особого рассказа требуют возвращения Андрея из заграничных поездок. Поездки начались во времена перестройки, когда в ходу были талоны на крупу, водку, сахар и т.д. Но талон мало было иметь, его надо было суметь отоварить! Однажды Родион все наши талоны на крупу отоварил плохо очищенным цельным овсом и пришел домой очень довольный с такой добычей. Уже не помню, удалось ли нам не показать ребенку своего огорчения. По этим причинам первые поездки за рубеж были наполнены заботами о всяких покупках, и важна была каждая мелочь, привезенная из поездки, особенно для ребенка. С тех пор и сложился у Андрея следующий ритуал. По приезду он усаживал нас рядом с собой и начинал разбирать багаж, постепенно вынимая все вещицы, которые нам привез. Начинал всегда с самых-самых незначительных и случайных и доходил в конце до главных подарков. Волновался при этом, понравилось ли, подошло ли. Конечно, спустя несколько лет я уже не нагружала Андрея никакими заказами. Наоборот, говорила, что нам ничего не надо, кроме тебя самого. Но ритуал остался, и Андрей вновь усаживал нас рядом и начинал разбирать привезенные подарки…

Когда Андрей вернулся из очередной поездки в США в 2001 году, я сразу поняла, что он серьезно болен. Андрея положили в пущинскую больницу, в кардиологию. Первый раз диагноз «рак» Андрей услышал от рентгенолога пущинской поликлиники, это случилось 11 сентября 2001 года. Андрей пришел домой, мы сели на диван, и он рассказал мне страшную новость. Мы все так же сидели на диване, но вокруг нас был уже совсем другой мир. В этот момент по телевизору начали показывать самолеты, таранившие нью-йоркские небоскребы. И наша собственная боль смешалась с болью за других людей.

Т.П. Сковорода. Февраль 2005 года, Москва