Не говори с тоской: ИХ НЕТ;
Но с благодарностию: БЫЛИ.
В.А.Жуковский. Воспоминание.
Андрей Сковорода – из тех людей, о которых думаешь и вспоминаешь с удовольствием, даже, пожалуй, с улыбкой. Только подумаешь – и настроение сразу улучшается. Я знал его немного – в основном в тот период, что он был в аспирантуре (аспирантура была МГУ, но фактически он обретался у нас в лаборатории Г.С. Шапиро – его научного руководителя – в ИПМех АН СССР в комнате вместе с Валерой Даниленко, крепко сбитым черноволосым и черноглазым выпускником физфака МГУ, родом из-под Львова).
Боюсь ошибиться, но кажется Андрей говорил, что в Москву в аспирантуру первой решила поступать его жена,
а тогда и ему пришлось предпринять аналогичный шаг.
Он сразу обращал на себя внимание: быстрой решительной походкой, небольшой четырехугольной рыжеватой бородкой,
уверенностью в себе, сильным голосом, прямым взглядом серых глаз, энергией и какой-то внутренней силой.
Безусловно, внушало уважение, что приехал откуда-то из деревни и вот так вот, с улицы, взял и поступил в
аспирантуру мехмата МГУ! Ведь только потом уже определился руководитель и т.д. И, конечно, подкупала прямота,
доброжелательность и какая-то огромная жизненная сила.
Часто оказывался в центре внимания, и ему это нравилось. Как-то один человек сказал с улыбкой: «Сковорода любит
рассказывать старые анекдоты как случаи из своей жизни».
Любил меткие образные выражения, в том числе и с солью, но без пошлятины. Например, о неких слабых ученых
(так, к слову): «Да они ж шишку не держат».
Был прям и резковат, иногда цеплялся, но в общем не злобно, а скорее от избытка энергии и как-то по-подростковому,
не вполне отдавая себе в этом отчет. Вот характерный случай: обедали в ИПМовской столовой, и Андрей давай цеплять
Валеру его хохловостью. Валера в конце концов вспылил и пригрозил надеть ему на голову тарелку со щами. Тот понял,
что переборщил, и тут же перестал.
Ко мне пытался относиться несколько свысока (хотя был на 3 года младше) и, пожалуй, даже с некоторым пренебрежением
типа «Да что ты видел в своей тепличной московской жизни!». Но с годами это прошло.
Позже, изредка наезжая из Пущино, с большим уважением и теплотой отзывался о Молчанове и особенно часто о Шноле.
Вот несколько запомнившихся эпизодов.
1. Как-то захожу к ним в комнату в ИПМе: сидят вдвоем с Валерой – два плотных мужика, Андрей еще и с бородой – и ВЯЖУТ!!! Незабываемое зрелище. Но, как говорила одна наша сотрудница – ничего бабского, и вяжут-то как настоящие почвенные мужики пашут (думаю, что, кроме чисто материальной подмоги в суровой аспирантской жизни, это еще и сильно успокаивало нервы: все-таки аспирантура, да еще очная – это большой напряг, тем паче если за спиной – семья).
2. Случай, рассказанный как-то самим Андреем: «Стою в очереди на остановке такси. Вдруг, оттолкнув стоявшую первой женщину, в такси лезет какой-то комодообразный джигит. Народ, как обычно, безмолвствует. Ну, пришлось мне сдерживать. Это, представляете, с моими-то габаритами?»
3. Смешной случай, который наблюдал один из наших сотрудников, когда был по делам в Пущино и ночевал у Андрея. Утром жены почему-то не было дома и Андрею пришлось самому собирать ребенка. Ребенок начал просить носки, какие-то одежки. Андрей ему строго так говорит: «Ты ко мне с такими вопросами не обращайся, это к маме», но одежки и носки тем не менее разыскал и ребенка одел.
4. Последний раз я виделся с Андреем, когда он в 2001 году делал доклад у нас на семинаре в ИПМ по своим работам. Фактически это была докторская предзащита. Я сам занимался биомеханикой и могу оценить, что почем. На меня доклад произвел впечатление. И в своем выступлении я, в частности, сказал, что это вот сейчас все выглядит так гладко, красиво и легко, но я представляю, сколько крови и пота это стоило – адекватности ради дорыть до такой вот нестандартной постановки задачи, а затем дать не менее оригинальный ее анализ и алгоритмы решения (это реально огромный, чрезвычайно сложный и тонкий профессионально и напряженный труд, мало того, это надо выносить и даже, если хотите, выстрадать). И по реакции Андрея было видно, что попал в точку (а в то же время для него все эти непомерные труды были совершенно естественными, в охотку. Говорил: «Не люблю, когда результаты высиживают со скрежетом зубовным, через не могу»). А после семинара в личной беседе не меньшее впечатление произвела на меня удивительно взвешенная и зрелая собственная оценка Андреем реального места предложенной им методики в общей схеме диагностики опухолей.
Еще помню, как я ему ЖУТКО завидовал, когда он рассказывал, как они там у себя в Пущино перемежают работу с катанием на горных лыжах («Землю попашет – попишет стихи», понимаешь!). Как-то возвращался из командировки и с гордостью говорил, что вот парню своему (сыну) купил горнолыжные перчатки, тот будет счастлив.
Завидую его сотрудникам: ведь такой руководитель – чтобы и человек хороший, да еще и яркий, и в науке рубил, и организаторские способности имел, да еще и САМ при этом конкретно РАБОТАЛ науку – это фигура отнюдь не типовая в нашу, по выражению Винера, «эпоху умственного феодализма».
Почему-то, когда вспоминаю Андрея, на ум само собой приходит пушкинское «А был отважен он и горд, и духом был суров». Ну, и прочая романтическая чепуха вроде «с открытым забралом», а также «без страха и упрека». Со-овсем не по нашим временам, и не по нынешней научно-преподдавательской среде, а вот таки приходит на ум! А еще на ум приходит «Делай что должен, и будь что будет!».
И даже – вы будете смеяться – чудится что-то то ли от Дон Кихота, то ли от «комсомольцев-добровольцев» – какая-то нравственная прямота, честность безо всяких оговорок и уверток, без всяких «если» и «но», какая-то органическая неспособность к кривым ходам, к уклонению от правды.
Редкий вид. Возможно, даже вымирающий.
Жаль, когда такие люди уходят до времени. Но хорошо, что они были. Воспоминания о них греют.